В работах Клаудио Наранхо классическая психология переплетается с духовными практиками, рождая учение… для которого пока нет названия. Но которое привлекает все больше сторонников во всем мире.

Сеньор Наранхо, в кризисные времена люди ждут прежде всего конкретной помощи – в том числе и от психологов. Чем нам помогут такие возвышенные вещи, как любовь, самопознание, развитие личности?

Клаудио Наранхо: Если говорить о кризисе, то он, к сожалению, гораздо глубже, чем экономические проблемы, которые вы, очевидно, имели в виду. Мне кажется, в глубоком кризисе находится вся наша цивилизация – с ее системой образования, воспроизводящей послушных потребителей, с ее рациональным подходом, отвергающим духовное и интуитивное начало, с ее жесткими ограничениями и искаженной иерархией ценностей. И если мы не изменимся сами и не научим наших детей жить и воспринимать мир иначе, то никакие экономические скачки, боюсь, не помогут. Я же в каком-то смысле учу именно этому: учу изменяться, обретать себя и видеть мир по-другому. Но я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Действительно, в мире сейчас экономический кризис. Я, например, знаю, что в Италии резко выросла статистика самоубийств. Подозреваю, что и во многих других странах происходит что-то похожее. Но ведь потеря работы или нехватка денег – это только повод. Если у человека есть смысл жизни и есть любовь, он никогда не наложит на себя руки. Я помогаю людям обрести смысл и любовь. Помогаю стать счастливее – не знаю уж, насколько это практично. Но многие бизнесмены, в том числе и руководители крупных компаний, говорили мне, что им и их бизнесу помогают мои идеи, моя работа. В конечном счете, все очень просто: счастливый человек и работает лучше несчастного.

Но разве есть какой-то универсальный рецепт достижения счастья и любви?

К. Н.: Вряд ли, но я и не претендую на то, что он мне известен. Наоборот, созданная мною программа SAT, которой уже больше 20 лет, объединяет все лучшее, что было найдено в мире. Мы работаем над собой в нескольких направлениях. Во-первых, это эмпатия, любовь к ближнему, способность испытать это чувство, похожее на материнскую любовь. Другой важный аспект – высвобождение спонтанности. Наша цивилизация все больше похожа на цивилизацию кастратов: нас учат довольствоваться меньшим, отказываться от того, что могло бы быть нашим. В нас есть животное начало, которое мы не только не ценим, но и панически его боимся, поскольку приучены постоянно встраиваться в рамки. Я считаю важным возродить это начало, вернуть себе способность верить инстинктам. Третье направление – умение ощутить каждое мгновение, проживать свое настоящее. Наконец, важно сохранять спокойствие разума. А для этого нужна некоторая отстраненность, умение отказываться, в том числе и от собственных желаний. Я называю все это экзистенциальными навыками – по аналогии, например, с навыками трудовыми. Как видите, в моей программе много разных направлений – именно для того, чтобы каждый человек мог получить то, что нужно именно ему.

Вы говорите о спонтанности, высвобождении животных инстинктов. Нет ли тут риска выпустить на свободу те опасные и низменные вещи, которые таятся в каждом из нас?

К. Н.: Я не считаю, что инстинкт опасен. Полагаю, проблема в том, что государство ради собственного спокойствия убедило нас в том, что животное начало жестоко и у него нет морали. Но многие мыслители высказывали предположения, что животное начало совсем не обязательно такое уж плохое. Ведь самые страшные хищники – волки, тигры или акулы – убивают, только чтобы добыть пропитание. В них нет нашей, человеческой жестокости, они никого не уничтожают просто так. Объявлять причинами преступлений животные инстинкты – это слишком поверхностный взгляд. Скорее, творимое нами зло – это уродливый заменитель подавленных инстинктов. Это как разница между сексом и порнографией. Если бы нам не приходилось подавлять свою сексуальность, порнографии бы не существовало – в ней бы просто не было необходимости! Говоря о животном начале, я имею в виду спонтанность и естественность – они почитались еще в античных культах, посвященных Дионису, богу плодородия, щедрости природных сил и экстаза. Но вместе с дионисийским духом важно помнить и о духе Аполлона – божества гармонии и отстраненности. Может показаться, что их влияния исключают друг друга: с одной стороны – полная свобода, с другой – дисциплина и сдержанность. Но в действительности они должны не спорить, а дополнять друг друга.